Род Волка - Страница 71


К оглавлению

71

– Привет, Федя!

– Привет, только я не Федя!

– А, – машет рукой мужичок, – я всех «Федями» зову. Давай выпьем, а то мне одному скучно!

И достает из сумки солдатскую флягу. После этого сумка оказывается совершенно пустой.

Потом они сидят на обочине старой колеи и пьют из горлышка теплую брагу. Мужичок рассказывает:

– Я, понимаешь, с буровой. Вахту отработал и отдохнуть решил – на Дагын на рыбалку сходить (по дороге, Семен знал, еще километров двадцать – тридцать). Что, думаю, в поселке сидеть – здесь лучше! Порыбачу пару недель и опять на буровую.

– Как же ты… – пытается понять Семен, – так идешь? Без всего?!

– А чего мне надо, Федя?! – смеется мужик. – Соль вот в кармане есть, спички, ножик. Леску взял с крючками, а удочку там срежу.

– Ну а… ночевать как?

– Так лето же! Или на пожоге – делов-то куча! Ладно, работай, Федя, а я пошел!

И легким шагом, помахивая веточкой, мужичок отправляется дальше. «Вот как надо жить!» – подумал тогда Семен.

«Вот так и придется жить! – думал теперь Семен, озирая бескрайнюю даль чужого мира. – Здесь бы на джипе кататься. Или хотя бы на лошади…

Кстати, о лошадях! Между прочим, племена североамериканских индейцев в своих миграциях по континенту вышли к границам прерии и остановились – в глубь степей не пошли, хотя там одних бизонов бегало, кажется, миллионов шестьдесят. Так ведь нет: тормознулись в лесостепной зоне и даже начали переходить к оседлому хозяйству. И перешли бы! И, наверное, карта США сейчас выглядела бы совсем по-другому. Но в степях появились мустанги – одичавшие лошади Старого Света. И индейцы не устояли перед искушением: мгновенно, чуть ли не за одно поколение, научились их приручать и ездить на них! И просторы прерий стали им доступны вместе с бескрайними, казалось, ресурсами мяса. Со всеми вытекающими последствиями: развалились едва наметившиеся племенные союзы, заброшены были огороды и плантации кукурузы. Результат известен. Отсюда вывод: чтобы «жировать» в степи, по ней надо быстро передвигаться. Раз нет ни машины, ни лошади, придется бегать самому. А для этого надо быть легким. Но как?!»

После долгих душевных терзаний Семен оставил себе три болта и кусок мяса. Все остальное закатал в шкуры, сходил к лесу и засунул сверток в развилку веток метрах в трех над землей – авось никто не достанет. Потом вернулся на бугор и разделся догола. Рубаху затолкал в рюкзак, обвязку надел на голое тело, взвалил на плечо арбалет и легкой трусцой устремился (в смысле побрел) вперед.

* * *

Эту ночь (уже третью по счету!) Семен провел на вершине холма со скальными выходами на вершине. Разжигать костер было не из чего, да он и не пытался: огрызок деревяшки, которая когда-то была мясом, можно сжевать и так, а для тепла надо жечь не кустики, которые тут растут, а бревна. В общем, ночью он делал все что угодно: любовался на звезды, слушал звуки ночной степи, размышлял о смысле жизни, только не спал. И не то чтобы было очень холодно, а, скорее, недостаточно тепло, чтобы спать, ничем не прикрывшись. Зато, когда выглянуло солнышко и пора было куда-то идти (куда именно, Семен уже не знал), он заснул как убитый.

Разбудил его какой-то рокот и топот, от которого, казалось, слегка подрагивает земля. Семен выглянул из-за камней и надолго застыл, забыв принять более удобную позу: рядом с ним в широком сухом распадке дрались два мамонта. Вряд ли до них было намного больше сотни метров…

Про этих хоботных Семен читал, видел картинки реконструкций и сами реконструкции. И тем не менее…

Безусловно, это были два самца: массивные головы, крутые горбы над передними лопатками, возвышающиеся над землей не менее, чем на два с половиной метра, огромные бивни. Тела сплошь покрыты густой бурой шерстью, особенно пышной по бокам, с плеч и груди свисают гривы густых длинных волос. Оценить вес трудно: тонн по пять-шесть, наверное. Один чуть пониже ростом, но массивнее, бивни его кажутся чрезмерно длинными (метра по четыре?!), они спиралью загнуты внутрь. Шерсть темно-бурого цвета (Семен назвал его «Черным»). У второго шерсть с рыжеватым оттенком, он чуть выше, но как бы стройнее противника, трехметровые бивни лишь слегка загнуты.

Вероятно, начало боя Семен проспал: противники стояли друг против друга, мотая хоботами и поводя головами. Бока их тяжело вздымались. Вот Черный взревел – протрубил что-то, задрав хобот вверх и присев на задние ноги так, что передние оторвались от земли. Потом он разом опустил их и ринулся в атаку. Чуть запоздав, Рыжий устремился навстречу. Он двигался немного быстрее, и к точке встречи оба набрали почти одинаковую скорость…

Примерно такие, наверное, звуки должны раздаваться, если с небольшой высоты уронить на штабель десяток промороженных бревен. Сопение и хриплые взрыки… Они сцепились бивнями, пытаясь вывернуть противника в сторону, завалить на бок. Пять, шесть, семь секунд – они с тупым лязгом расцепились и отпрянули друг от друга.

И без всякой передышки Черный атаковал снова! Он опустил бивни к самой земле и пытался таранить противника лбом в голову сбоку. Рыжий почти успел повернуться, но зацепил своим бивнем бивень противника и смог лишь слегка смягчить удар. Он пошатнулся, хрипло взревел и мощно двинул головой, заставив противника переступить ногами, чтобы сохранить равновесие.

Со стуком разомкнули бивни, разошлись… И вновь лобовой удар!

Наверное, и на экране такое зрелище было бы не для слабонервных, а ту-ут… Когда дрожит земля, когда во все стороны хлещут волны ненависти и злобы…

Вот они сошлись, сцепились бивнями, гнут друг друга к земле – сила на силу. Топчутся, подаваясь то вперед, то назад… Ну, кто кого?!

71