Род Волка - Страница 92


К оглавлению

92

– Чего? А-а, про Художника? Так мы же Род Волка!

– Ну и что? Давай объясняй – у меня же с памятью, сам знаешь…

– Ты и ЭТО забыл?! – Медведь оглянулся по сторонам и переспросил шепотом: – Ты что?!

– А вот то! – так же шепотом ответил Семен. – Я тебя плавать научил? Научил! Ногами топтать перед молодыми не стал? Не стал! А мог бы – за то, что ты мне по лбу врезал! Давай объясняй, пока никто не догадался, что я этого не знаю! Засмеют же!

– Ясное дело – засмеют! А чего ты про лоб-то? Не сильно и врезал! Там же все равно кость!

– Кость, да своя! Так что там с Родом Волка?

– Ну, понимаешь… Кижуч бы лучше объяснил… Ну, в общем… Сам видишь: место тут неудобное, охотиться трудно… Но мы возле пещеры, и Художник здесь… Если совсем туго придется, то нам все лоурины помогать должны. Но мы всегда сами справляемся – мы же Род Волка. Наше дело – чтобы Художник… Ну, понимаешь?

– Нет еще… Погоди! То есть… ваш… наш род живет для того, чтобы охранять пещеру? Для того чтобы Художник мог спокойно работать, да?

– А ты что, и правда этого не знаешь? Или дурака валяешь? Даже неприлично как-то…

– Знал, но забыл. А что он там рисует?

– Да всякое… Сходи посмотри!

– А мне можно?!

– Так ты лоурин, Семхон, или нет?! А чего тогда спрашиваешь?

* * *

– Почему ты пришел? – Голос из темноты звучал не враждебно, а скорее заинтересованно. Семен даже слегка растерялся: его спрашивают не «зачем?», а «почему?».

– Потому что я хочу видеть то, что ты делаешь.

– Так смотри! – Возникшая из-за каменного выступа невысокая фигура протянула каменную плошку, в которой был закреплен горящий фитиль. Семен принял ее и стал осматривать потолок и стены.

Бизоны, мамонты, лошади, носороги, олени, вновь мамонты… В одиночку и группами, стоящие, лежащие, рвущие траву, спаривающиеся, дерущиеся, истыканные стрелами и умирающие. Вот тигр или лев, атакующий бизона, а вот волки окружили оленя… Большие, маленькие, раскрашенные в три неестественно ярких цвета или только контурно намеченные…

Автора он разыскал по слабому мерцанию светильника в боковом гроте. Его пол был засыпан мелким влажным песком. Старик что-то чертил на нем палочкой.

– Все это сделал ты?

– Я. И тот я, который был до меня. И тот, кто был до него.

– Здесь долго работали много людей?

– Здесь работали всегда. С тех пор, как лоурины пришли в эту землю.

– А это давно было?

– Две руки раз рожденные от воинов сами стали воинами.

«Десять поколений, что ли?! – удивился Семен. – То-то ни конца ни краю этой галерее не видно».

– И что, в каждом… гм… рождении находится свой художник?

– Не в каждом, – вздохнул старик. – Некоторые живут впустую.

– А может, они живут для того, чтобы выросли те, кто сможет родить нового мастера?

Старик оглянулся и посмотрел на гостя с явным интересом. Во всяком случае, Семену так показалось.

– Может быть… Это значит – смысл жизни есть у всех. Интересная мысль. Новая.

– Могу я говорить с тобой, Художник? – решил воспользоваться благоприятным моментом Семен. – Можно ли мне задавать глупые вопросы?

– Глупые – зачем?

– Я дважды умер, а родился только один раз. Моя память неполна. А я хочу быть как все.

– Тогда уходи.

– Я уйду, конечно. Только скажи, почему ты решил прогнать меня?

– Как все можно стать там. Не здесь.

– Моя память неполна. Я часто ошибаюсь. Можно ли жить среди Людей и быть не как все?

– Нужно.

– Это правда?! Ты не смеешься надо мной? Сейчас я уйду…

– Останься. Почему ты удивлен?

– Ну, как же… Мне казалось, что людям не нравится, когда кто-то выделяется среди них.

– Они сказали тебе об этом?

– Н-нет, но… Так я ошибся?

– Подумай сам.

– Думаю об этом все время. Я жил в разных местах, среди разных людей. И всегда мне удавалось заслужить, заработать право быть не как все, оставаться самим собой. Как это сделать здесь, я не знаю. Моя магия тут никому не нужна. Когда я жил один в лесу, то мог добывать себе пищу сам. Здесь я не могу охотиться вместе со всеми. Мне стыдно есть пищу, добытую не мной.

Слова «стыд» в языке лоуринов отсутствовало, и Семен употребил выражение, означающее неудобство, плохое самочувствие, тревогу.

– Это интересно! – заявил старик. Он окончательно оставил свою работу и повернулся лицом к гостю. – Разве охотник ест мясо только того животного, которое убил сам?

– Нет, конечно… Но мне казалось, что каждый человек должен приносить пользу другим, добывать пищу…

– Добывать пищу и приносить пользу одно и то же?

– Ну, не знаю… Можно, наверное, самому не охотиться, а делать оружие…

– Для добывания пищи?

– Ну, да – для охоты, для войны с хьюггами.

– М-да-а… – Старик задумался. – Твои слова звучат глупо. Но мне почему-то кажется, что ты не говоришь то, что хочешь. Не можешь или боишься. Ты не похож на человека, который считает, что люди приходят в Средний мир, чтобы есть, размножаться и снимать скальпы с хьюггов.

– Да, я так не считаю. Но как ты догадался?! Мы никогда не говорили с тобой.

– Лицо, – пожал плечами старик. – Я смотрел на твое лицо. Раз я рисую, значит, должен и видеть.

– И что же ты увидел?

Старик слегка пожал плечами и не ответил. Пришлось продолжать Семену:

– Прости, я, наверное, опять говорю глупости. Значит, чтобы жить среди Людей, не нужно становиться таким, как все?

– Нужно или ненужно – кому? Каждый становится тем, кем он может стать. Тем, кто может многое, приходится выбирать.

– Послушай, Художник! Объясни мне… Или выгони за бестолковость! Вот я откуда-то к вам свалился, и вы признали меня за человека. Если я здесь вообще ничего не стану делать: буду лежать целыми днями и рассматривать облака на небе, – меня не прогонят? Не заставят работать? Будут давать пищу?

92