Род Волка - Страница 66

– Это – мое место, это – мое жилище. Я буду защищать его. Ты можешь быть здесь, но без войны, без силы. Если я разрешу. Хочешь войны – ты и твои люди будут мертвы (образ лежащих на земле окровавленных тел), хочешь мира – мы будем дружить (образ совместной трапезы у костра).

Похоже, ему удалось-таки заставить гостя работать языком, а не палицей (надолго ли?). Ответ можно было перевести приблизительно так:

– «Ты не „наш“ и не „их“. Других „людей“ и „нелюдей“ здесь нет – ты один. Один – не бывает. Один не может иметь свое место, свое жилище. Здесь находится моя добыча – я пришел за ней. Твоя агрессивность (враждебность) неуместна – я не могу драться с тобой, потому что ты „никто“».

«Ну и что можно на это ответить, если и в родном-то мире бoльшая часть человечества рассуждает именно так? Или даже еще хуже – кто не с нами, тот против нас! – уныло подумал Семен. – Идея самоценности личности появилась недавно и далеко еще не всеми массами овладела. Опять меня заставляют играть по чужим правилам!»

– Кто был никем, тот станет всем, – сказал он. – У меня есть мясо, есть шкура, есть посуда. Я отдам их тебе, и ты уйдешь. Или мы будем сражаться.

– «Нам это не нужно, – ответил вожак, явно пытаясь осознать, додумать какую-то свою мысль. Наконец додумал и озвучил: – Получается, что ты считаешь МОЮ добычу (приз, достижение, награду) СВОЕЙ?! Но ты не можешь так считать, потому что ты один!»

– Н-нда? Ты, значит, можешь, а я не могу? Ты же не говоришь, что это добыча ВАША, то есть всех, кого ты называешь «своими»?

– «Я могу иметь (и имею) что-то, только пока принадлежу к множественному единству „своих“» – примерно так можно было понять полурык или полуговор хьюгга.

– Ладно, – вздохнул Семен. – Так или иначе, но голову того человека я вам не отдам.

Собственно говоря, дальше затягивать разговор смысла не было: он чувствовал, что собеседник оправился от удивления и теперь ему стыдно перед своими за то, что он общается с «никем», вместо того чтобы прихлопнуть его, как муху. Таким образом, драка становилась неизбежной.

Положительных для Семена моментов в ситуации было только два. Противник, кажется, не собирается накидываться на него всем скопом – похоже, предстоят поединки (если, конечно, его не прикончат в первом же). И второе: судя по тому, как орудует палицей вожак, ребята работают в «западном» стиле.

Дело в том, что все школы боевых искусств можно разделить на две группы, или два стиля: «западный» и «восточный» (точнее – дальневосточный). Это, конечно, связано с различием в мышлении: то, что на Западе является лишь способом ведения боя, на Востоке – путь жизни. Для «западного» стиля характерно нанесение мощных ударов, которые противник должен отразить или выдержать (щит, тяжелые доспехи). В случае промаха оружие продолжает движение по заданной траектории, и требуется время, чтобы вернуть его в исходное положение. Показателем мастерства, к примеру, является способность развалить противника «до седла» (спрашивается: а зачем?). В восточных школах упор делается на ювелирный расчет, быстроту и точность нанесения ударов. Мастер останавливает оружие не там, где сможет, а там, где наметил (например, на сантиметр в глубине черепа противника). В случае промаха оружие мгновенно возвращается в исходное положение для нового удара. Выдержать пропущенный удар считается изначально невозможным, и обороняющийся должен суметь «не подставиться». При прочих равных условиях (чего обычно не бывает) «восточный» стиль дает в поединке с «западным» противником существенные преимущества. Беда только в том, что быть «слегка мастером» «восточного» стиля нельзя. Существует некая грань, барьер, уровень, до которого нужно подняться, чтобы твои приемы из смешных превратились в смертельно опасные. Семен считал, что в отношении «боевого посоха» он этот барьер перешагнул, а вот Юрка, к примеру, так и не смог и поэтому всегда ему проигрывал.

Боксеру рекомендуют следить за ногами противника. «Восточные» бойцы узнают о намерениях врага по глазам. Семен узнал – оружие они подняли одновременно…

* * *

– Ну, что? – Семен тяжело дышал, глаза заливал пот, но он чувствовал, что ковать железо надо, пока оно горячо. – Кто еще хочет со мной сразиться?

Хьюгги молча переглянулись.

– Что, больше никого? – Он представил красочную до жути картину массового избиения противника (хруст ломаемых костей, выбитые зубы, брызги мозгов и крови во все стороны) и «передал» ее гостям. Те вновь переглянулись и двинулись на него.

Вот это Семену совсем не понравилось! Он слишком много сил потерял в поединке с вожаком и, честно говоря, сильно сомневался, что сможет выиграть второй бой. Если же придется работать сразу с четырьмя… Единственный выход – применить прием «обрубания хвоста». Это когда надо заставить противника организовать погоню за самим собой и атаковать самого шустрого – того, кто первый сможет догнать удирающего противника.

Прием, конечно, хороший, но… вряд ли Семен бегает быстрее, чем эти коротконогие ребята. Кроме того, нужно сделать мощный первый рывок, чтобы оторваться в самом начале, но с чего он взял, что они станут за ним гоняться? Может быть, для них убегающий противник перестанет существовать? В общем, Семен решил ничего не предпринимать. Он ждал хьюггов в боевой стойке и пытался сконцентрироваться для нового, последнего в жизни, боя.

Самым паскудным, пожалуй, в этой ситуации было то, что он как бы утратил «ментальную» связь с противником, перестал его чувствовать. От них, по идее, сейчас должны были исходить волны ярости, а он ничего не чувствовал. Это было очень опасно: неужели они концентрируются для дружной, хладнокровно рассчитанной атаки?! Ну, тогда можно и не рыпаться…